[indent] Спросите у Эвана, сколько раз я выводил его из себя. Ну ладно, заставлял злиться на самого себя. Марафон вечного желания взбесить брата, что никогда не прекращался. Марафон, где я вел в счете с самого глубокого детства. Наши с братом отношения всегда не были подарком. Это, в какой-то степени, ревность. Что тот не обращает внимания достаточно, не хочет наблюдать, что ты ему не интересен. У вас и эмоции разные. Один похож на мать, второй - копия отца. Проблема в том, что ваши родители - муж и жена, что научились балансировать на собственных чувствах. А ваши мальчишеские эмоции - другие. Разрушают до основания всю эту возможность побыть братьями.

[indent] Один огрызается, второй смотрит безразлично. И знаете, самое смешное, что это безразличие сильнее разжигает пожар желания достать старшего брата. Каждый раз тому насолить хочется. Они растут, а шутки перестают быть шутками веселыми. Перерастают в общую нелюбовь. Меня устраивает такой расклад, Эвана, кажется, тоже. Иначе бы уже поговорили двести раз, расставив все приоритеты нашей жизни друг с другом.

[indent] Но мы не говорим, нам не нужно, хотя мама всегда вздыхает, слушая, что я натворил или, что натворил брат в мою сторону. Привыкла уже практически, что её мальчишки не меняются, не слушают её совершенно. Мы разрушаем всё вокруг, особенно спокойствие нашей матери и изредка не думаем об этом. Хотя, стоило бы - мамино терпение и нервы не безграничны, она все еще любит нас, сколько бы гадостей мы не творили. Любит отца, от того не просит иногда его помощи. Отец иногда говорит нам быть умнее. Но мы оба упрямые - точно в него самого. Он и сам разводит руками. И молчит, но во взгляде читается угроза, которую больше всего и боишься. Авторитет отца сложно переплюнуть. Мы даже успокаиваемся на время, но все снова возвращается в свой оборот. Привычных болезненных шуток. Привычных предательств с обоих сторон. Неприятно, но такие уж шутки, чтобы насолить друг другу. Хочется болезненно провернуть каждую, пусть шутки и оставляют свой след - приятный и с горечью, до тошноты.

[indent] Хейли была мне безразлична. Ну, братцу нравилась. Мне было побоку. Я к ней не лез, она ко мне тоже. Брат тоже, вроде как, рядом с ней отморозился. Не позволял себе улыбаться, а глаза все выдавали. Все еще не научился скрывать весь спектр эмоций от семьи, пусть и старался. Хейли, вроде как, была красива. Вроде как - мне было без разницы, хочу напомнить. Клинья к ней не подбивал, смотря на брата. У меня было хорошее настроение, когда мы не виделись почти. Он все время проводил с этой "подружкой". Вроде как, мы даже начали нормально общаться. Перебрасывались фразами. Без агрессии или злости, что была иногда. Такие вот спокойные отношения. Эван доволен, я не отсвечиваю, занимаюсь фотографией, проводя за этим именно все своё время. Мне как бы, не до чужих любовных историй. Особенно тогда, когда отец дарит новый совершенно фотоаппарат. Мотивацию даже дает - научиться лучше делать колдографии, даря что-то за количество фотографий, что получатся идеально. Он не любит вмешиваться, но вмешивается.

[indent] А еще вмешивается Хейли, что замечает мои попытки. Начинает разговаривать. Начинает спрашивать. Ей тоже интересно. Пару раз снимаю её, а ей все еще интересно. Мы начинаем общаться. Иногда мне хочется брата попросить забрать её с собой, но не могу. Не те отношения. Хейли - соседка, что, вроде как, была с моим братом, начинает все больше бывать со мной. Воровать мое время, что я должен был посвятить делу любимому. Её это чрезмерное внимание, напрягает. И наши отношения с братом тоже не слегка портятся - чего и следовало бы ожидать. Эван её любил - мне было все равно. Меня она раздражала, почти как брат, что вторгался в мои владения - комнату, думая, что его роль в семье важнее, наверное. Наследник. Ну да-ну да. Наследник со скверным характером, что должен был держать эмоции в узде. Но в этот раз я не виноват, правда. Не хотел вообще вмешиваться, когда на Эвана было плевать. Я должен был погрузиться в колдографию, на деле. Хейли забирала много времени своими разговорами, чтобы я начал злиться.

[indent] И целую её тоже не я, а она меня. Притягивает, называет слепым. Целует, а девчонку не ударишь. В этот раз не улыбаюсь, замечая брата. Не, тут не победа в нашей игре, кто кого достанет, кто у кого кого-то отобьет. Поцелуй с ней противен. Я отталкиваю её, кажется, впервые сплевываю на землю, стираю губы рукавом. Говорю убираться. Называю шлюхой. Та смотрит ошарашенно, начинает рыдать, а мне плевать.

[indent] Ухожу в дом, стараясь найти на кухне что-то, что сотрет вкус её губ. Горькие - хуже, чем сигареты. Губы липкие от чужой помады, что оставляет на кофте след. Бесит, когда выводят из равновесия. Бесит, когда вежливость считают чувствами. Нет у меня чувств. Бешусь внутренне. Не сразу слышу брата. "Приехали". Когда вижу, что брат взбешен даже больше обычного. Устало вздыхаю. Пожимаю плечами, все еще  стараюсь стереть след от чужой помады. Мне все кажется, что я не стер её, что она осталось.

[indent] - Твоя девица сама ко мне полезла, брат. Сам и разбирайся с ней, влюбленный индюк, - делаю упор на слово твоя в начале. Бесит. И то, что виноватым делают тебя, тоже бесит. И злость, она возвращается в привычное русло.