Мне все равно. Ты же слышишь, верно? Все мои мысли для тебя не чужие. Особенно, когда я схожу с ума и когда не могу успокоиться. Не могу. Понимаешь, Джилл? Для меня это слишком тяжело. Она предала все то, что я для нее делал. Все то, что для меня было дорого. По моему было совершенно глупо вообще испытывать подобные чувства. Не нужно было даже пытаться. Давно уже понятно, что такому как я никогда не быть частью чего-то большего. Как бы я порой не старался. Не искал ее. Это все пустой звук. Надежда, которую я своими руками рушил день ото дня. Я понимаю, как такой как я мог встать между такой огромной любви. И это неприятное ощущение того, что все так и останется. Мне мучительно больно представлять подобное. Мучительно. Это не перестает ныть. Только алкоголь мне позволяет снова прийти в себя. Ты же меня слышишь? А мне не хочется, чтобы ты сидела у меня в голове. Я это ненавижу. То что ты слушаешь. Я не могу остаться наедине с самим с собой. Не хочу. Стоит мы вытрезвить, как я снова прихожу к тебе во снах и извиняюсь, но это все, что я могу сделать. Единственное, что у меня получается. Прости. Я не справляюсь. Спасти тебя было лучшим решением, но что если мне просто умереть? Погибнуть и перестать уже волноваться по этому поводу? Что если мне надо просто как-то забыться и не волноваться по этому поводу. Я не хочу.
Открываю устало глаза и смотрю на потолок. Белый потолок в ванной комнате. Мне тут жить. Что-то пытаться сделать. Главное было сбежать из дворца. Подальше. Несмотря на то, что там мои родственники и несмотря на то, что мне там место. Я ненавижу это место, потому что там она. И ее тоже. Закрываю глаза и вижу снова образ Розы. Проклятая девчонка. Как бы я не желал ей смерти или чтобы она не вернулась. Как бы я не хотел, не знать о ее существований, я все равно рад, что она осталась в итоге — жива. Рад, черт возьми. Ненавижу ее. А мне нет место. Все, к чему прикасается моя рука – ломается. Все за что я берусь, в итоге оказывается ненужным. Что бы я не пытался сделать, все идет к черту. Я устал бороться с какой-то непонятной историей, в которой нет мне уже давно места. Надоело.
Я снова открываю свои глаза и привстаю. В ванной лежать неприятно. Я содрогаюсь, но все же встаю. Спотыкаюсь об ванный коврик, чтобы он горел в аду. Икаю и ищу бутылку. Слетает с рук и разбивается на мелкие кусочки. Все это не имеет никакого значения. Даже тут я не справляюсь со своей задачей. Мне было велено приглядывать за той, кто может погибнуть. Она мне дорога, но я так устал быть несчастным. Я не справляюсь. Прости меня, Джилл.
Падаю на пол. Осколки от бутылки впиваются в мою кожу и я вздыхаю. Мне не больно. Совсем нет. Это даже, в какой-то степени, приятная боль, с которой мне надо просто свыкнуться.
Не знаю, сколько времени я так пролежал, но когда встал, пол был слегка алым. Даже этот чертов коврик. Опять придется убираться, но не сегодня. И, может, не завтра, потому что я буду под алкоголю. Мне нравиться это состояние забвения. Нет желания использовать свою силу, которая даже неизведанная. Нет вообще стремления куда-то идти и что-то делать.
Слышу стук в дверь. Лениво тянусь к ней. Хочу идти, а не получается. Спотыкаясь, я все же добираюсь до нее и не став спрашивать, кто за ней, открываю. На пороге появляется белокурая вредная девчонка, которая думает, что может на меня повлиять. Я люблю Джилл, но не так, чтобы остаться ради нее. Наверное.
— Чего тебе? – грубо получилось. Я не хочу причинять ей боль. На самом деле, я прекрасно понимаю, что ей тяжело. Сестра не такая, какую она бы хотела. Вообще она отличается от той, с кем я когда-то познакомился и для меня она всегда останется приятной и подругой. Но вот для нее она просто чуть ли не враг, который испортил все ее представление о собственном отце. Я выдыхаю. Вся моя белая рубашка испачкана кровью, где-то торчат осколки из тела. Я устал. Я пьян. Не хочу ничего сейчас выяснять, но вместо этого, я открываю дверь по шире.
— Уже поздно возвращаться, тебе лучше остаться тут.
В моем кошмаре, который уже давно стал твоим.